Оргинальность отнюдь не является, как это полагают некоторые, делом простого побуждения или интуиции… Чтобы быть найденой, она должна быть тщательно отыскиваема.
Оргинальность отнюдь не является, как это полагают некоторые, делом простого побуждения или интуиции… Чтобы быть найденой, она должна быть тщательно отыскиваема.
… градообразующие предприятия Москвы: налоги на жильё, поборы с личных автомобилей, жкх …
.. мы будем преодолевать трудности, которые мы с вами так легко создаём сами для себя в течении последнего времени …
1917 год — это родовая травма российского общества. Даже сто лет спустя средний класс неосознанно ждет, что события могут повториться. Начало XXI века не похоже на начало ХХ века: российское общество несравненно более образовано и благополучно, чем сто лет тому назад. Тем не менее психологическая травма так просто не проходит. Опыт Гражданской войны и последующего террора заставляет новые поколения россиян вновь и вновь задавать себе вопросы: не пора ли уезжать? Не будет ли потом слишком поздно?
… В 1918 году два приличного вида господина — известный австрийский экономический теоретик и не менее известный немецкий социолог Макс Вебер — устроили громкий скандал в одном из венских кафе. И поссорились они вовсе не из-за футбола, женщин или пива, как это обычно бывает в злачных заведениях. Причиной скандала стало нечто более важное — происходящее в России. Цитирую по статье доцента Высшей школы экономики Тимофея Дмитриева:
«Шумпетер радостно заявил, что социализм наконец перестал быть «бумажной дискуссией» и теперь будет вынужден доказывать свою жизнеспособность. Вебер возразил, что попытка ввести социализм в России, учитывая уровень ее экономического развития, есть, по сути дела, преступление и закончится катастрофой… Шумпетер холодно заметил, что это вполне может случиться, но что Россия представляет собой «прекрасную лабораторию». В ответ Вебер взорвался: «Лабораторию с горой трупов». Шумпетер сказал: «Как и любой анатомический театр…» В конце концов Вебер вскочил и воскликнул: «Это невыносимо!» — и в сильном волнении выбежал из кафе на Рингштрассе. На что Шумпетер флегматично заметил: «Ну как можно поднимать такой крик в кафе?»…
Михаил Ростовский, МК «Запрограммированные революцией«, 3 ноября 2017
Народу кажется, что он свободен в революциях, это страшный самообман. Он — раб темных стихий… В революции не бывает и не может быть свободы, революции всегда враждебны духу свободы
[на балу] … Чичиков подымал только нос кверху да нюхал. В нарядах их вкусу было пропасть: муслины, атласы, кисеи были таких бледных, бледных модных цветов, каким даже и названья нельзя было прибрать (до такой степени дошла тонкость вкуса). Ленточные банты и цветочные букеты порхали там и там по платьям в самом картинном беспорядке, хотя над этим беспорядком трудилась много порядочная голова. Легкий головной убор держался только на одних ушах и, казалось, говорил: «Эй, улечу, жаль только, что не подыму с собой красавицу!» Талии были обтянуты и имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно заметить, что вообще все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить). Всё было у них придумано и предусмотрено с необыкновенною осмотрительностию; шея, плечи были открыты именно настолько, насколько нужно, и никак не дальше; каждая обнажила свои владения до тех пор, пока чувствовала, по собственному убеждению, что они способны погубить человека; остальное всё было припрятано с необыкновенным вкусом: или какой-нибудь легонький галстучек из ленты или шарф легче пирожного, известного под именем поцалуя, эфирно обнимал и обвивал шею, или выпущены были из-за плеч, из-под платья, маленькие зубчатые стенки из тонкого батиста, известные под именем скромностей. Эти скромности скрывали напереди и сзади то, что уже не могло нанести гибели человеку, а между тем заставляли подозревать, что там-то именно и была самая погибель. Длинные перчатки были надеты не вплоть до рукавов, но обдуманно оставляли обнаженными возбудительные части рук повыше локтя, которые у многих дышали завидною свежестью и полнотою; у иных даже лопнули лайковые перчатки, побужденные надвинуться далее,..
… женщины, это такой предмет…» [сказал сам в себе Чичиков ] Здесь он и рукой махнул: «просто и говорить нечего! Поди-ка попробуй рассказать или передать всё то, что бегает на их лицах, все те излучинки, намеки, а вот, просто, ничего не передашь. Одни глаза их такое бесконечное государство, в которое заехал человек — и поминай как звали! Уж его оттуда ни крючком, ничем не вытащишь. Ну, попробуй, например, рассказать один блеск их: влажный, бархатный, сахарный: бог их знает, какого нет еще! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, или без неги, но пуще нежели в неге, так вот зацепит за сердце, да и поведет по всей душе, как будто смычком. Нет, просто не приберешь слова: галантёрная половина человеческого рода, да и ничего больше!»
Людей в этой жизни казнят для того, чтобы после смерти ставить памятники …