Стихотворения, Проза, Цитаты, Афоризмы, Памятные даты

30 сентября, в день политкаторжан, я хожу отнести цветы
на «символическую могилу» отца к Соловецкому камню на Лубянскую площадь 

В 1937-38 годах жизнь прошлась «катком» по нашей семье…

До 1936 года мой отец (Парвулюсов Сергей Григорьевич) и дядя Володя Леонович служили в Приволжском военном округе под началом маршала Тухачевского. Потом дядю Володю перевели в Дальневосточный округ (г. Хабаровск) под начало маршала Блюхера начальником штаба Дальневосточной армии. Там его (Леоновича) и арестовали, обвинив в контрреволюционной, террористической, диверсионно-вредительской организации военно-фашисткого заговора, осудив «на 10 лет без права переписки», т.е. расстреляли.

Парвулюсов Сергей Григорьевич, 1930 год

Парвулюсов Сергей Григорьевич, 1936, папин кабинет

Леонович Ворошилов Егоров Сидякин, 1936г

Тетю Соню (его жену) посадили в тюрьму как Члена Семьи Изменника Родины (ЧСИР), где она отсидела 1 год. Всё имущество конфисковали после ареста дяди Володи. Севочку, их сына, тётя Соня успела отправить в Москву к моим родителям. К сожалению, Сева, в дороге заразился скарлатиной, и уже в Москве умер. Ему было 14 лет.
А  тётя Соня через год после ареста приехала в г.Вышний Волочёк к своей сестре Шлемской Екатерине Петровне. В это время и я уже жила там, куда меня отправили после ареста отца.

В 1937 году отца тоже перевели, сначала в Самару, а потом в Москву, где и арестовали, обвинив в тех же преступлениях, что и дядю Володю и с тем же приговором.
Когда арестовывали отца, мне было 6 лет. Я хорошо помню этот момент…
Ночь. Трое военных с ружьями в нашей спальне. Мать в халате суетится. Я в пижаме сижу в своей кроватке. Нас не выпускают в другие комнаты. В кабинете идёт обыск.
Утром кабинет отца оказывается опечатанным. Мать сказала мне, что туда заходить нельзя, «там газ и можно отравиться». Это «легенда» для меня, ребёнка, и моих подруг во дворе. «А где папа?»,- спросила я. «Папа уехал на охоту, за ним вчера приходили товарищи». И это ещё одна «легенда».

Через какое-то время к нам приехала тётя Катя, мамина сестра и увезла меня к себе в г. Вышний Волочёк Калининской области.
Мать чувствовала, что её тоже арестуют и постаралась спасти меня от детского дома, куда отдавали детей репрессированных военных,  возможно и тюрьмы.
Когда детям исполнялось 16 лет, их тоже сажали, заставляли письменно отказываться от своих родителей — «изменников Родины».

17 мая 1938 года отца расстреляли.

А через 2 месяца, в том же 1938 году, мать, как ЧСИР посадили в лагерь в Казахстане в Акмолинской области. Это лагерь называли АЛЖИР (Акмолинский Лагерь Жен Изменников Родины). Её приговорили к 5 годам. Она сидела вместе в женами других военноначальников: Блюхера, Тухачевского, Егорова, Шапошникова, …

Шел 1944 год война близилась к концу. По окончанию срока заключения, мать приехала жить к своей сестре в г.Вышний Волочёк, город, который спас нашу семью и всех нас.

В семье Шлемских я прожила до моего 15-летия.

О том, что мои родители были репрессированы, я узнала только в 19 лет …
В 1952 году я окончила учёбу в ленинградском строительном техникуме. Весь наш выпуск направляли на строительство секретного объекта — космодрома Байконур, и понадобились точные сведения о моих родителях для этого распределения.

Мать приехала ко мне в Ленинград и обо всём рассказала. Я была в шоке. До этого тётки берегли мою психику, и я с детства, с 6 лет знала только вот такую «легенду»:
«Отец уехал к командировку, мать за ним, потом началась война, отец погиб на фронте, а мать во время войны не выпускали из Казахстана без прописки».

Это было очень правдоподобно, я спокойно жила, вступила в комсомол, ни о чём не догадывалась  не знала всей правды.

Страх пришёл потом. Ужасный СТРАХ. Мать предупредила меня, чтобы я ни с кем, НИКОГДА не говорила об этом! И я боялась, как бы случайно это не узнали, ведь скажут, что я специально обманула всех, когда меня принимали в комсомол и ничего не рассказала о своих родителях.

Когда я работала мастером на стройках, потом в Свердловске, некоторые объекты были в зонах, где работали военнопленные немцы. В зоны проходили по пропуску, выданному в КГБ, а ведь там были сведения о каждом… Мне просто ОЧЕНЬ повезло, что местные работники оказались не очень внимательны, но я боялась, всё время боялась.

Я жила в страхе до 1956 года, до того дня, когда нам на закрытом комсомольском собрании прочитали секретное письмо Хрущёва о зверствах Сталина и КГБ.
Мне стало плохо прямо на собрании. Я потеряла сознание, потом плакала.

Позже пришло письмо от мамы, что её и отца реабилитировали. Маме дали пенсию за расстрелянного отца, разрешили вернутся в Москву и что я теперь могу ничего не боятся.

Но СТРАХ ещё долго жил во мне**, можно сказать до самых 90-х годов, пока не сбросили власть над КПСС — партии большевиков. Я знаю, что некоторые дети репрессированных родителей и теперь, в 2008 году опасаются за себя и своих родных.

Что удивительно, в своём преклонном возрасте (76 лет), не могу понять, почему основная масса народа так любила Сталина, просто обожествляла его. Мы тогда не представляли себе как будем жить, если он вдруг умрет.

Это день настал — 5 марта 1953г. У нас на работе все рыдали, а в Москве на улицах давили друг друга в толкучке, только бы попасть в колонный зал и увидеть Его. А потом, через 3 года вся страна узнала какой это был Монстр.

** Помню осенью 1993, когда перестали работать каналы телевидения, я вернулся с работы домой и нашёл свою маму в кладовке — она сидела на стуле и слушала радио … — Почему в кладовке?, — спросил я. — Я боюсь, боюсь что всё вернётся …,- и заплакала.
Позже, бронетранспортёры окружили телецентр на ул. Академика Королёва, и мама не выходила из дома.