Глава VII. Колюшка и Бабыка
19 февраля, 2017, Автор: Andre Категории:Чужие сны или ...,Колюшка и Бабыка
Бабыкин Генка – по кличке Бабыка, отсидев свой первый срок за групповую кражу, на контакт пошел сам.
Оперов он не любил, как и милицию вообще. А за что ему было их любить?
Отсидев первые четыре года, из отпущенных судьей шести, он вышел по амнистии и летел домой, как на крыльях. Шел ему тогда двадцать первый годик. Нет завязывать он не собирался. Ехал домой, отчетливо видя свое будущее.
* * *
Закончив с горем по полам восемь классов, он убедил мать устроить его слесарем в ЖЭКе, где она работала диспетчером. В этом же ЖЭКе работал и Генкин отец, что собственно определило выбор сына, до того как сгинул. Собравшись, как-то вечером, после работы попить с мужиками пива, отец забежал к матери в диспетчерскую предупредить, пообещав, не засиживаться. С тех пор его больше никто не видел. Сыну тогда было четырнадцать.
Не смотря на небольшую материну зарплату, нужды они не знали. Кроме очень приличной слесарной мастерской оборудованной в подвале их дома, от отца осталась крупная сумма денег. В общем, они не бедствовали. Правда через полгода, поняв, что муж не вернется, Генкина мать запила, но, видя, что сын без присмотра совсем забросил школу, быстро взяла себя в руки, и Генку с троичным аттестатом вытолкнули из восьмого. К тому же в это время за матерью стал ухлестывать начальник ЖЭКа, что видимо окончательно определило ее желание жить дальше.
Была мать, был дом, были деньги. Не было только желания учиться. Мамкин хахаль, оформил ее по совместительству слесарем, и мужики с радостью приняли на место без вести пропавшего товарища его сына. Молодой здоровый, с крупными чертами лица в свои пятнадцать он выглядел лет на девятнадцать. Не смотря на такие внешние данные и «родственные» связи в руководстве, вел себя Генка очень сдержанно. Всегда был готов ринуться первым в затопленный подвал и перекрыть вентиль, не рвался по окончании рабочего дня, побыстрее уйти, тем более, если не все было сделано. Без недовольства дежурил за мужиков в праздничные и выходные, если попросят. Короче держался как равный и даже более, что бы никто ни дай бог, не вспомнил, что он еще ребенок. За это слесаря учили его всему, что умели сами.
Сбегав мужикам за водкой, если его потом не гнали, пригубливал стакан, и, закурив, садился в стороне и что-нибудь слесарил, не мешая их разговорам. Работяги, пропустив по очередной, одобрительно кивали в его сторону, и говорили, что пошел в отца. От них-то Генка и узнал, что папаня был не столько хороший слесарь-сантехник, что тоже не вызывало сомнения, сколько отличный слесарь вообще хорошо известный в определенных кругах. Он с одинаковым результатом мог легко починить миниатюрный замочек на старинной шкатулке и изготовить любые ключи по слепкам. Или другой инструмент для менее деликатного открывания чего-нибудь. С заказами к нему приезжали с других городов. Тогда-то Генка и понял, зачем у отца в мастерской было такое количество болванок разного металла, но и только. Это уже перед следующим новым годом, когда, наверное, старые дружки отца, а может быть и случайно кто, дочиста обнесли их квартиру, а главное обнаружили тайник в вытяжке в туалете, где мать хранила деньги, сын задумался, как жить дальше. Нормально они жили бы конечно: Мать получала зарплату, Генка к своему заработку прикладывал приличную халтуру, но после нового года мужики собрались в ЖЭКовской мастерской похмелиться. И дядя Жора – отцов закадычный приятель, дежуривший в Новогоднюю ночь, рассказал, что его выпившего в честь праздника бутылок…, впрочем, он не помнил, сколько он выпил, и видевшего уже десятый сон, в пятом часу утра разбудили. Точнее разбудила жену одна ненормальная профессорша. Даже не профессорша, а…, но вспомнить специальность ее мужа он не смог, да это было и не важно, так как она уже была вдовой. Так вот эта вдова притащилась ни свет, ни заря к нему домой и разбудила жену. Нет если бы не его благоверная, которую больше рюмки сухого вина даже в такой праздник выпить не заставишь, его она не разбудила бы никогда. Но жена, проснувшись, впустила эту дамочку. Нет, ну надо же из-за такой ерунды, она потащилась в новогоднюю ночь, или было уже утро? Жора все время пытался вспомнить какие-то мелкие подробности, казавшиеся ему очень занимательными, на долго замолкал, хихикал чему-то своему не озвученному, выпивал очередную рюмку и перескакивал на другое место или начинал повторяться.
Значит, эта дама позвонила в диспетчерскую и что там такое наговорила, что ей дали Жорин адрес. Или диспетчер звонила, что бы вызвать Жору, но никто не отвечал, а остальные тоже отказались пойти, так как не могли уже, а аварийка тоже была на выезде, и женщина, что такое сказала, что ей дали адрес, и она пришла сама. Короче говоря, они с его мадам, ну то есть эта дама с его мадам подняли тепленького Жорика, и он в такой мороз потащился к ней. Но холодно ему не было, потому что перед выходом жена налила ему чаю и сделала бутерброд, что бы он хоть немного протрезвел. Но пить чай, сантехник категорически отказался, и дал уговорить себя только на бутерброд. Начав жевать последний, он чуть не подавился в сухомятку, тем более что его уже начал давить сушняк, и Жора потребовал промочить горло. Не смотря на активное сопротивление женщин, сантехник все-таки тяпнул две рюмки «Столичной», в конце концов, может рабочий человек выпить в праздник или что? И выпил бы еще, тем более что переться к этой настырной его ломало, к тому же в восемь утра праздничное дежурство заканчивалось. Хотя какое оно к черту праздничное, если выпить спокойно нельзя. В итоге Жора решил, что если останется дома, жена опять его уложит спать, а у тетки наверняка есть, ну не за пустым же столом на трезвяк она сидела в Новогоднюю ночь? Хотя заметно по ней не было, приличная такая, и чего приперлась, делать ей нечего, как отвлекать людей в праздник пустыми проблемами. В итоге Жорик пошел к ней, правда, не понятно зачем, ведь инструмента он с собой не взял. Ах да, хотел у этой беспокойной продолжить праздник, что бы жинка не зудела. На улице, пока шли, он немного протрезвел – мороз взял свое. И когда на месте с холоду Жоржик потребовал для согреву, ему не просто отказали, заявили, что нальют обязательно (ишь ты – обязательно), но только после того, как он все починит. Жора хотел сослаться на отсутствие инструмента, но тут выяснилось, что инструмент, как раз есть. Эта чеканутая (а как еще назвать человека, который при наличии в доме выпивки и накрытого стола в Новогоднюю ночь, таскается по морозу туда сюда) приволокла вместе с ним и ящик с инструментом. Жена, понимаешь ли, ей дала. Та дала, а эта взяла и принесла. И ведь, что интересно, не потеряла по дороге главное, то есть его Жорика. Ох уж эти бабы, пришлось ему все-таки засучить рукава в праздник, а было бы из-за чего. В одной из комнат все стены, которой были заставлены книжными полками до самого потолка, сочилась вода. Она даже не сочилась, а на потолке набухли темные пятна, и накапливавшаяся вода, периодически срывалась тяжелыми каплями, попадая, в том числе и на книжные полки. Ну, и что ей бумаге было бы, высохли бы потом. Вон у него – у Жоры года два назад прорвало в кладовке новый переходник, и намокла подшивка журналов «За рулем», аж за двадцать три года, это же уму не постижимо, почти четверть века, целая библиотека. Все думал, когда-нибудь приобрести автомашину. А жена не то что бы сушить, все сразу вынесла на помойку. Рассказчик только забыл поведать, что этот переходник он менял сам, находясь в своем обычном состоянии, ну то есть нормальном. Он вечером ходил, да куда там. Приезжала мусорка и тю-тю, но он же не стал будить ночью заведующего свалкой. А эта.… Ну, взяла бы, да перенесла книги в другую комнату. Книжки-то какие-то все больше по геологии. Но там по правде и перенести-то было нельзя. Еще три комнаты были заставлены мебелью. Одна кушетка даже посреди большой комнаты стояла – больше-то некуда было. Хозяйка эта — Клавдия Васильевна говорит, канопэ называется. А хрусталя-то, хрусталя и фарфору разного тьма. И зачем ей с мальцом-то столько? Ума не приложить. Ну, поднялся Жора в верхнюю квартиру, разогнал, конечно, этот бардак (а хорошо ребята гуляли), и перекрыл им подачу горячей воды.
Вот конец Жоркиного повествования и запал парню в душу. «Действительно на черта ей одной столько барахла? На десять жизней хватит», — вспоминал Генка, как дядя Жора рассказывал, что видел у женщины в квартире. Результатом этих воспоминаний и стало его регулярное посещение мастерской, в которой имелось все, если знать за чем. И затрещали квартиры на обслуживаемой территории.
Генка тщательно подбирал ключи или изготавливал отмычки к приглянувшимся квартирам. В основном из числа тех, в которых производил сантехнические работы или по невольной наводке сотрудников их ЖЭКа, той же матери. Понимая, что на сбыте краденного может быстро попасться, а скорее потому, что не знал, кому его скинуть, тряпок не брал. Только деньги и золотишко, стараясь, не привлекать к себе внимание, не шиковал. Зарплату отдавал матери, да она сама получала – это ведь ее приняли по совместительству слесарем-сантехником. Денег у нее не просил, еще прикладывал, говоря, что с халтуры. Ходил за покупками в магазин, одежду донашивал отцову. Конечно, при всей его осторожности на работе обратили внимание на быстро укрепившееся благосостояние их семьи после исчезновения отца, и тем более после кражи в их квартире. Но досужие кумушки решили, что им помогает мамкин любовник – как никак начальник ЖЭКа. Со временем мать видимо стала догадываться, чем занимается в мастерской отца сын, потому что, когда накопленные ей деньги, в том числе и отдаваемые Генкой, составили очень приличную сумму, она, сделав в ванной тайник, показала его сыну. И с тех пор перестала по утрам класть в карман его рубашки на сигареты – обедал он всегда дома. Скорее всего, мамка знала и о характере заработков канувшего мужа.
В то время Строгинову лет было, как сейчас Игореву, но уже имевшему почти десять лет оперативного стажа. Холостой еще Колюшка с одинаковым не иссякающим порывом посещал молодых вдовушек и не молодых засидевшихся в девках женщин. Пил водку с коллегами и руководителями по поводу присвоения очередных званий и дней рождений, по случаю назначений на должность и получения премий за очередное задержание или раскрытие. А раскрытия у него случались чаще других. Как им было не случаться, если молодого, здорового, перспективного, веселого на территории знали везде и с одинаковым радушием принимали, как в рабочей общаге, так и в заводской столовой собравшиеся отметить юбилей мастера фрезеровщики. Когда он, в преддверии Женского дня в обеденный перерыв с тортом появлялся в цеху ткацкой фабрики, из подсобки раздавались такие крики, что можно было подумать, девчонки накрывают столы по случаю его прихода. Информация текла к нему рекой. Конечно, ему никто не о чем не докладывал. С ним делились радостным и не приятным, своим и чужим. А он действительно помогал, чем мог: Когда мужа пьяницу вызовет — постращает, что бы дома рук не распускал (а то и глаза залитые подправит), когда у ребятишек самопалы поотнимает, да не в милицию, а к отцу с матерью сведет. А уж дерущихся мужиков в день получки, он разводил регулярно. Если к кому и прикладывал руку в кабинете, то всегда объяснял почему: «Больше расскажешь – меньше получишь, раньше сядешь – быстрей выйдешь» Никто особенно-то и не обижался, потому как знали, за что и понимали: не со зла он – работа такая. Так что, перефразируя классиков: Его любили и домохозяйки и директора магазинов. И это были не только женщины, потому как, поймав на мелком воровстве, Колюшка (как ласково прозвали его за подходец) всегда готов был проявить сочувствие и отпустить, если конечно ему давали… да ну что Вы, побойтесь Бога, какие деньги? Конечно информацию. Меняла он был еще тот. Руководство премии ему выписывало, как зарплату, в смысле регулярно. Так ведь было за что. Так что любовь у него со всеми была взаимная и главное искренняя, да и как иначе, ведь не добросовестных информаторов он наказывал своей властью, благо методов хватало, да и придумали-то до него. Ну, а если кто и не понимал, то ведь Колюшка Законом не брезговал: «Чуть зол – на протокол, — любил говаривать он особо не понятливым у себя в кабине, — Не понял? Ну, ничего щас те следователь объяснит» Ну, а в случае вызова следователя по тем временам исход был известен заранее.
Николай Васильевич Строгинов — старший лейтенант и уже тогда старший оперуполномоченный уголовного розыска был сыт, пьян, обласкан руководством, но … не доволен. Это недовольство было порождено самими руководителями отделения милиции. Как-то во время очередного чествования Николая Васильевича по случаю задержания находящегося во всесоюзном розыске особоопасного рецидивиста, наверно желая похвалить своего наиболее результативного подчиненного, тогдашний заместитель по линии уголовного розыска, сказал, что по уходу на пенсию, будет рекомендовать начальству его – Строгинова на свое место. До пенсии руководителю был еще не один год, и Колюшка пропустил его слова мимо ушей. Но время пролетело быстро, а работать он хуже не стал. И коллеги в преддверии ухода зама на пенсию напомнили о его обещании, не столько заботясь о продвижении Строгинова по службе, сколько руководствуясь житейской мудростью: «Хоть плохой, зато свой» А Николай к тому же напротив ладил со всеми. И зам. по розыску подтвердил свое обещание. Начальство с радостью готово было предоставить Строгинову освобождающуюся должность, но у того было всего десять классов и было понятно, что в РУВД согласия не дадут. Однако, рядовым сотрудникам видимо на столько хотелось, видеть на этом месте именно старшего лейтенанта Строгинова, что они с уверенностью рассказывали о яко бы уже принятом руководством РУВД решении, которое только и ждет выхода на пенсию нынешнего заместителя, что бы не обижать старика (Старику шел всего сорок шестой год, и, не смотря на пенсионный возраст, уходить он не собирался). Справедливости ради надо заметить, что те от кого зависело принятие решения, этих разговоров не пресекали. Но когда оперативные сотрудники, во время общих совещаний докладывая о выполнении заданий или проведении каких-то плановых мероприятий стали ссылаться на указания не непосредственного начальника, а Строгинова (вполне разумные надо сказать указания) – руководство решило, что дальше так продолжаться не может. Вероятно начальник отделения был не глупый человек, потому как обратившему на данный факт его внимание заместителю по политической части, и предложившему срочно расставить точки над «и» (а куда раньше смотрел?) и действующему начальнику уголовного розыска, категорически запретил даже вскользь делать замечания по этому поводу оперативным сотрудникам, справедливо полагая, что сжившиеся с мыслью о новом и столь любезном им шефе сотрудники наиболее важного подразделения в структуре отделения милиции могут вполне обосновано возмутиться. (А замполит то же хорош, кому, в самом деле, положено следить за умонастроениями личного состава! Это надо было так запустить ситуацию.) «И хорошо если они свое негодование выразят, открыто (но слово «забастовка» тогда не существовало даже в мыслях сотрудников правоохранительных органов), а если с учетом специфики их деятельности и знания многих темных сторон жизни не только контингента поднадзорной территории, но и руководителей, между прочим, в большинстве своем проживавших в обслуживаемых границах…» Дальше развивать это направление мысли, даже молча, он не рискнул. Вызвав к себе уже опального, но еще не понимавшего этого, старшего лейтенанта, начальник отделения в присутствии заместителей по линии уголовного розыска и по политической части заявил, что они готовы ходатайствовать перед руководством РУВД о его кандидатуре на замещение потенциально вакантной должности, не смотря на недостаток образования.
«А чем черт не шутит, — думал Строгинов, — если все руководство отделения…» Вот только, пояснили ему начальники последнее время у него на территории больше всего совершено квартирных краж.
Это не было правдой. Его показатели были, очевидно, лучше других. Не раскрытых квартирных краж хватало у всех оперов. Странно только, что их рост в этом году начался не как всегда с открытием дачного сезона, а прямо в январе и поэтому параметру отчетности они соперничали со спальными районами города. Вот только буквально позавчера в одном из Колюшкиных домов одним днем взяли сразу четыре квартиры и что особенно не приятно — все квартиры на одной лестничной клетке. А это наводило на мысль о том, что обнаглел кто-то из местных. Самым неприятным было, то, что за истекшие два дня, ни какой информации не прошло. А чужие ну ни как не могли. Ну, какой залетный дурак станет вскрывать подряд все квартиры на одном этаже да еще подбором ключей. В одной кроме старухиной пенсии ничего и не взяли. Там конечно и брать больше было нечего. И ведь как аккуратно – никого беспорядка не оставили, значит, знали куда шли. Нет, только свои. Разумеется, начальник считал также, а поэтому Строгинову откровенно намекнули: Раскроешь – быть тебе руководителем, ну, а нет – не обессудь. Сергей Сергеевич не верил в то, что при всех Колюшкиных оперативных талантах ему удастся раскрыть все четыре кражи.
* * *
>> Глава VIII. Два билета на дневной сеанс или Почем девичьи слезы?
Добавить комментарий