Стихотворения, Проза, Цитаты, Афоризмы, Памятные даты

Глава XVI

Правильно заданный вопрос

Подполковник Баренцов пил уже третий стакан чая на кухне Гуреева с его женой. Он уже перестал нервничать, поскольку, оценив сложившуюся ситуацию, понял, что на этот раз ни какое везение ему не поможет, даже если все отделение милиции во главе с замполитом явится к нему на доклад. Подполковник, уже доложив начальству о наличии достаточного компромата для начала реализации первой части вербовки сотрудников уголовного розыска,  узнал о двойном побеге Сергунько и наличии у него оружия. После чего довольно быстро установил, что побег из психиатрической больницы был организован  по указанию начальника РУВД.

            Поскольку жена Гуреева-Шкляяева, была устроена секретарем начальника РУВД, благо ее предшественница, неожиданно почувствовав недомогание на третьем месяце беременности, легла в больницу и Воронцову — жену сотрудника, профессиональную секретаря машинистку, сначала взяли на несколько дней, что бы подменить заболевшую. А уж когда секретарша не вышла, оставили совсем, тем более, когда та во время приема делегации американских полицейских, вдруг начала подсказывать замешкавшейся переводчице. На другой день начальник РУВД затребовал личное дело, а меньше чем через две недели жена Гуреева – прикрытие и связник Шкляева старший лейтенант Воронцова Алла Леонидовна была официально назначена на должность секретаря начальника РУВД.

Воронцова не принимая, но и не отвергая окончательно ухаживания старшего оперуполномоченного РУВД Шансова, услышала от него некоторые незначительные подробности второго побега Серого, и, сопоставив их со слухами, бродившими по РУВД, сделала вывод, заставивший подполковника проверить психиатрическую больницу, где содержался Сергунько.

             И вот теперь подполковник Баренцов пил чай и не о чем не думал, он просто ждал Гуреева с работы. Оставить Шкляева в неведении и, прикрыв его наружкой, использовать в качестве живца он, конечно, мог. И, скорее всего это привело бы к задержанию Сергунько, но вряд ли последний смог бы вывести их на заказчика, потому что наверняка не знал его, а оснований для задержания и даже ликвидации Серого было и без того достаточно. И К тому же всегда существовал риск, что в случае ошибки наружного наблюдения, он потеряет человека и провалит операцию. Кроме того, подполковник не просто привык за эти годы к Шкляеву, а откровенно беспокоился о нем, в чем не хотел признаться да же себе, потому что давно понял, что воспринимает его, как сына, погибшего, как раз, когда Шкляев оканчивал спецкурсы после Вышки.

* * *

           Сын Баренцова Александра Владимировича – Баренцов Владимир Александрович, отказавшийся по окончании средней школы поступать в институт, проявил самостоятельность и отправился служить в армию. Его, желавшего служить  в армии, почему-то не привлекло предложение отца о Высшей школе ведомства, в котором служил отец, хотя последний мог легко организовать его поступление с гарантией в виду своего положения, но сын настоял на своем.

Карьера сына складывалась как в сказке. Распределен он был  в войска ПВО и в соответствии с этим должен был оказаться в Павло-Посаде  (не без папиной помощи). Однако при посадке в автобусы на Угрешке чья-то нервная мамаша вцепилась в сына, не желая с ним расставаться. (Впрочем, ее вполне можно было понять)   Прапорщик, сопровождавший новобранцев, не успел во время сориентироваться в виду большого количества «Жигулевского» бродившего у него в животе, и у ворот завязалась легкая потасовка, между провожавшими и не многочисленными сопровождающими  автобусы. Пока ПВОшники пытались утихомирить женщину с сыном, а так же их многочисленную родню с перепившимися друзьями, майор, командовавший тремя крепко сбитыми парнями в голубых беретах, что-то им шепнул.  И, те без лишних слов и движений очень быстро затолкали свою команду в  предназначенный для них автобус, буквально выхватывая пацанов из закипавшей драки. Когда, уже в Рязани выяснилось, что в общем, ажиотаже они прихватили двух человек из призыва ПВО, то сомневались не долго. Оценив комплекцию потенциальных ПВОшников, командование сделало официальный запрос и через три дня получило их документы. Одним из нечаянных «пленников» оказался и сын Баренцова. Узнав об этом, отец вмешиваться не стал, решив, что от судьбы не уйдешь.

Через год во время какой-то внеплановой  инспекции ее представители обратили внимание на младшего Баренцова, стрелявшего из автомата с одной руки почти так же, как из пистолета. Так Владимир еще, не будучи офицером, оказался в команде Старика.

            Баренцов старший познакомился с командиром сына, когда тот привез ему домой новые погоны с очередной звездочкой сына, приказ о присвоении которой пришел во время их последней заграничной командировки и награждение Орденом Красной звезды  посмертно. Лейтенант Баренцов был среди погибших в той операции. Когда его отец попытался, инсинуировать отмену приказа группе прикрытия на ликвидацию основной группы под командованием Старика, сын подполковника был уже мертв, о чем ему и было сообщено исключительно для того,  что бы он не совершал опрометчивых шагов. Но Александру Владимировичу благодаря своим связям удалось настоять, и на стол первого заместителя посла телеграмма легла, когда группа въезжала на территорию посольства.

           Старика и зама повысили, а Баренцова за своеволие  плавно отстранили от проведения операций, так или иначе связанных с нашими представительствами за границей.

* * *

           Ожидая, Шкляева подполковник подумал о том, что было бы не плохо к этому делу привлечь Старика, точнее его людей. Не смотря на то, что Баренцов после гибели сына не сталкивался со Стариком по характеру работы, но последний два раза в год давал о себе знать — в день рождение и день гибели Володи. Встречались они всегда на  могиле. Теперь навещать сына Александру Владимировичу стало сложнее – могила осталась в Ленинграде (Он не предпологл своего перевода в Москву). Впрочем, она все равно была пуста – забрать с собой тела погибших не могли. Наверно еще и по этим причинам со все возрастающей тяжестью в груди Баренцов ждал Шкляева. Кроме работы у него оставался только этот капитан, впрочем, он тоже был частью его работы.

            Когда Олег, пройдя на кухню, увидел подполковника, то понял, что дела не просто плохи, иначе тот не пришел бы сам.

Уже оставивший к тому времени мысль, обратится за помощью к Старику (слишком о много пришлось бы рассказать), Баренцов в двух словах передал капитану ситуацию, и еще раз подивился, и порадовался реакции того, откровенно расстроившегося тому, что, не смотря на предпринятые усилия последних дней, его все-таки раскрыли. При этом Шкляев не выказал ни тени волнения за свою жизнь. Ни он, ни подполковник подумать о том, что заказали Гуреева на всякий случай, не могли.

Алла налила всем суп. Ели молча, осторожно дуя на ложки. Воронцова забрала пустые тарелки. Пока она накладывала второе, Александр Владимирович положил перед Олегом чистый лист бумаги и ручку и, помолчав секунду, велел писать раппорт о невозможности дальнейшей разработки отделения милиции в виду сложившейся ситуации и соответственно необходимости срочной реализации наработанного. Подполковник прекрасно понимал, что от мнения капитана мало что зависит, но хотел воспользоваться этим, как формальным поводом, для его легализации и сохранения  жизни. Алла, не участвовавшая в разговоре, обратила внимание, так же как и Олег на замешательство Баренцова и вместе с очередной тарелкой подала Шкляеву бутылку, которую тот демонстративно поставил на чистый лист бумаги предназначенный для раппорта. Подполковник, скрыв под пристальным взглядом, направленным на капитана недоумение, и не дожидаясь, когда старший лейтенант поставит рюмки, приподнялся, и, выплеснул в раковину остатки чая. Налив в стакан, он плеснул во второй поставленный Аллой. Под выжидающим взглядом начальника Олег вполне буднично сказал:

           — Александр Владимирович, мне завтра с утра на службу, а сегодня у меня выходной — давайте выпьем.

           — Надеюсь, ты хорошо подумал? – так же спокойно спросил Баренцов, ища в глазах Олега хотя бы тень сомнения, но в место ответа, тот молча чокнулся,  и, выпив, стал закусывать  полуфабрикатными котлетами купленными старшим лейтенантом в универсаме около дома, показывая тем самым, что все уже решил для себя.

* * *

           Увидев из окна квартиры, как, выйдя из подъезда, Алла поправила шейный платок, Гуреев понял, что подъезд пуст.

           Молодой подтянутый капитан  не торопливо шел на работу. От  дома до отделения милиции было несколько автобусных остановок, но он решил, что так выявить Сергунько, если он будет ожидать Олега около дома, будет проще.

           Метрах в ста по противоположной стороне улицы следом шла девушка.  Видя, как Олег, входя в дворик отделения, направляется к лавочке, с которой поднимается ему на встречу другой милиционер, прикладывая в уставном приветствии руку к головному убору, она хотела повернуть обратно. Капитан резко вскинул руку в ответном приветствии, но, вдруг ухватившись за шею, прыгнул на постового, вместе с которым повалился в кусты. Девушка бросилась через дорогу, но вбежала не во двор, а, промчавшись вдоль ограды, с разбегу перемахнула почти полутораметровый каменный забор перегораживавший проход между отделением милиции и соседним зданием. Когда милиционеры, отряхиваясь, вылезли из кустов, уже обежав здание, Воронцова вошла во двор, и ничего не говоря, приложила к шее Гуреева носовой платок, прикрыв им, сочившуюся кровью большую царапину. Так как выстрела никто не слышал, а милиционер не был знаком с женой своего взводного, то его полнейшее недоумение было прервано указанием капитана, идти на развод в Ленинскую комнату.

           Старший лейтенант сообщила капитану, что видела, что после того, как он прыгнул на милиционера, какой-то мужчина метнулся внутрь двора от каменного забора. Догнать его ей не удалось. Договорились о том, что из отделения он постарается не выходить, а по окончании дежурства позвонит ей, и она его проводит до дома. О том, что у Серого есть оружие с глушителем, Баренцову решили пока не сообщать, опасаясь, что после этого случая руководитель точно свернет операцию.

           Не смотря на то, что, на разводе не присутствовало и десятка человек, в Ленинской комнате стоял легкий гул. Милиционеры, слушая вполуха, как взводный зачитывает последние ориентировки на находящихся в розыске, обсуждали рассказ Рафика, с нетерпением ожидая, что в конце Гуреев пояснит свое поведение, но тот решил, что сплетней больше, сплетней меньше…  Постовые разошлись так и    не удовлетворив своего любопытства, но от слуха оперативного дежурного майора Лобудько не укрылись эти разговоры, начавшиеся еще до развода  —  в оружейке. Ничего толком не поняв, поскольку о том, что в него стреляли, взводный никому не сказал, Лабудько сообщил о странном поведении Гуреева Колюшке пришедшему в начале восьмого, и ожидавшему на телефоне результатов своих, закончившихся далеко за полночь, контактов. Строгинов, переговорив с Рафиком, который,  не смотря на неожиданное падение в кусты, все-таки заметил, что женщина, вытиравшая платком шею Гуреева, перед этим легко взяла полутораметровый каменный забор. Сопоставив описание ее внешности, данное Рафиком с ее же поведением, когда она после взятия препятствий подошла к Гурееву, Строгинов позвонив в паспортный стол, а за тем дежурному РУВД установил, что жена капитана, секретарь начальника РУВД и преодолевавшая препятствия – одно и то же лицо. Решив, что проще поговорить с взводным, чем заниматься дальнейшими предположениями, Колюшка направился в его кабинет, но не застав Гуреева там, вышел во двор. Вскоре он обнаружил Гуреева за кирпичным забором, что-то сосредоточенно искавшего на земле. Заметив Колюшку, капитан, бросив свое занятие, ушел в глубь двора. Обойдя здание, капитана майор во дворе не обнаружил. Присев на карточки около забора Николай стал перебирать обрывки газет, смятые сигаретные пачки, обломки ящиков, пустые бутылки и прочий мусор годами скапливающийся в таких местах.

* * *

            Позавтракав, Игорев позвонил  Строгинову домой, но Колина жена сказала, что он давно на работе. Не став перезванивать в кабинет, Сергей то же направился в отделение. Заходя во двор, он услышал, как матерится невидимый Строгинов. Перегнувшись через каменный заборчик, из-за которого раздавался Колюшкин голос, Сергей обнаружил сидящего на корточках старшего оперуполномоченного, поминавшего не добрым словом каких-то засранцев, и брезгливо оттиравшего газетой правую руку.

            — Привет, — поздоровался с ним Сергей.

            — Привет. Руки не подаю, сам видишь, — показал перемазанную в человеческих экскрементах ладонь Строгинов. Поднявшись, он пнул ногой пустую бутылку. – Где пьют, там и срут скоты.

            — А ты что здесь? – протягивая коллеге носовой платок, поинтересовался Игорев. – Потерял чего?

            — Да не то что бы потерял, — обводя взглядом, место своих археологических раскопок, задумчиво произнес Николай, — а вот найти надо бы. – Отбросив газету, он спросил: — Слушай, может, ты поищешь, а то мне надо на телефоне посидеть? Да и руки заодно помою, чего зря платок портить.

            Посмотрев на его измазанную руку, Сергей согласно кивнул, толи, соглашаясь поискать, то ли соглашаясь с тем, что платок, портить, не стоит. Николай при этом спрятал руку за спину. Впрочем, пахнуть от этого меньше не стало.

            — А что искать-то? – высморкавшись, спросил Сергей.

            — Я, честно говоря,  и сам не знаю, но думаю, если, что найдешь, сам догадаешься. В общем, ты поищи. Если что я в кабинете, — закончил старший оперуполномоченный свои неопределенные указания и удалился.

            Повесив пиджак на ближайшее дерево, и закатав рукава рубашки, Сергей присел на целый ящик и подумал, что надо было взять у Коли закурить – развороченная старшим опером куча, под выглянувшим из-за тучи солнцем, смердела.

            В кабинет Строгинов вернулся вовремя. Потому с какой частотой раздавались звонки, можно было подумать, что  Николаю Васильевичу отзванивается все взрослое население района. Разговоры были короткие и минут через сорок прекратились так же резко, как и начались, не принеся удовлетворения. Информации было ноль. Колюшка подумал, что может быть Сергунько, от греха и вправду сбежал подальше, но в этот момент вошел Игорев, принеся с собой запах раскопок. Видя вопрошающий взгляд Строгинова, Сергей не торопясь, расстелил на столе газету и высыпал на нее из принесенной с собой ржавой кастрюли еще более ржавые шесть английских ключей, один сейфовый, два больших гвоздя, две зажигалки, запонку, рваный собачий ошейник, женские колготки, позеленевшую пряжку от солдатского ремня, кошелек, относительно чистый граненый стакан и пустую бутылку из-под портвейна «Три семерки» с   чистой этикеткой. Когда Игорев, закончив раскладывать добычу, сел и с чувством исполненного долга сложил руки на столе, Колюшка, перестав, рассматривать его археологические находки, подумал, что к такому старанию еще бы понимания и… На этом месте он прервал свои мысленные рассуждения и спросил:

            — И что, весь мусор собрал?

            — Нет от чего же, — в тон ему стал отвечать Сергей, — там еще много, но в районе забора этот самый свежий – примерно сутки.

            Василич взял со стола пряжку со звездой и провел по ней острием гвоздя. На стол посыпалась темно-зеленая труха.

            — Эта пряжка лежит уже лет десять, я уж не говорю про ключи, — Строгинов брезгливо подцепил гвоздем колготки, — собираясь, что-то сказать по поводу их исторической ценности, но передумал и положил обратно. – Понимаешь, Сереж, то, что ты стараешься, это хорошо, но…, — Договорить ему Игорев не дал:

            — Николай Василич, Вы наверно запамятовали, что не сказали ни зачем, ни что надо искать и…, — На этот раз договорить не дал Строгинов:

            — Ты чего меня опять на «ВЫ»? Обиделся что ли?

            — Ну, если на «ТЫ», — пропустив мимо ушей вторую половину Колиного вопроса, продолжил Сергей: — Тогда так: Все металлические предметы были обнаружены с помощью магнита. Из них ключи можно идентифицировать, если конечно есть, с чем сравнивать. Аналогично запонка, если есть вторая. Кошелек и ошейник могут опознать. Колготки явно новые – без единой дырки, а зажигалки, между прочим, в рабочем состоянии, вряд ли, кто будет просто так бросать.

             — По пьяни, небось, и обронили, — попытался поддержать разговор Строгинов.

             — Точно, особенно новые колготки, — не дал ему сбить себя с мысли Сергей. – Кстати о пьяни. Пьянь была странная — очень аккуратная. Бутылка открыта штопором, стакан чистый. Выпито до дна, и стакан надет на горлышко бутылки поставленной на обломок кирпича, что бы не упала. При этом следов закуски я не обнаружил.

             — Так съели, небось, все, — резонно заметил Василич.

             — Может быть, — кивнул Игорев, — только ни шкурок от колбасы, ни оберток плавленого сырка, ни огрызков, ни кусков хлеба. Даже оберточной бумаги нет.

             — Там газет полно было, — вставил Николай.

             — Газеты все давнишние. Из дома сюда пить с бутылкой и закуской не пошли бы, а если в магазине брали, то завернули бы закуску в газету относительно свежую. Кроме того, поблизости ни одного магазина нет, а выпить могли в любом дворе.

             — Складно излагаешь, только что нам со всем этим делать-то? – поинтересовался Строгинов еще раз, окинув взглядом находки коллеги.

             — С бутылки и стакана надо отпечатки снять, я полагаю.

             — Это то же логично, только с чьими будем сравнивать, не говоря уже за чем? – спросил Строгинов.

             — Василич, ты же когда меня посылал искать, что сказал?

             — Что?

             — Что сам пойму если найду.

             — Ну и что ты понял?

             — Что понял, я тебе объясняю, а что нашел, ты видишь.

             — Ладно, не кипятись. Я сам толком не знаю, что там могло быть.

             — Нет, ну что-то ты хотел, что бы я там нашел.

             Видя, что Игорев начинает волноваться, Николай Васильевич рассказал ему о предположениях возникших после того, как он узнал об акробатических номерах исполнявшихся утром во дворе взводным и его женой. Закончив свой рассказ, тем, что Гуреев поясняет любопытным, что шею оцарапал, когда  упал в кусты. Дослушав его, Сергей ссыпал в кастрюлю свои находки, оставив бутылку со стаканом, колготки, запонку и спросил:

             — Если я правильно понимаю, то на бутылке и стакане мы должны обнаружить пальцы Сергунько?

             — Почему именно Сергунько? – вопросом на вопрос ответил Строгинов, хотя эта же мысль крутилась и в его голове.

             — Потому что Гуреев  капитан. А Палыч сказал, что заказ Серый получил на капитана из нашего отделения. И Серый ждал его за забором, попивая винцо, и стрелял в него, но не попал.

             — С такого расстояния не попал, — Николай Васильевич потер ухо, видимо выражая этим большую степень сомнения и добавил: — Там до забора метров десять, может двенадцать. А потом не с одним же патроном он был. – Коля с надеждой посмотрел Игорева, как будто тот мог разрешить его сомнения. – С такого расстояния он легко мог его добить.

             — Сам же говоришь, что Воронцова прыгала через забор. Серый же наверняка видел, как она бежала и смылся. А потом куда бы он еще стрелял, если после первого выстрела Гуреев был в кустах. К тому же если пил он, то промах его вполне объясним – скорее всего он похмелялся, а в таком состоянии, как ты знаешь стрелять не с руки.

             — Дело в том, что выстрела никто не слышал, — не торопился согласиться Строгинов.

             — А зачем же тогда Гуреев прыгал на постового? – не сдавался Сергей.

             — Говорит, что споткнулся.

             — Значит, постовой врет? А зачем? И женщина, прыгающая через забор, как кобыла на конкуре, а затем вытирающая Гурееву окровавленную шею,  ему привиделась?

             — Тогда выходит, ротный хочет скрыть, что в него стреляли, но, по меньшей мере, это странно, — не сдавался теперь Колюшка.

             — Василич, ты же сам рассказывал, что недели две назад, он вел себя на столько странно, что Пивняков отправил его в психушку, а он через день на работу вышел, как ни в чем не бывало.

             Коля с остервенением почесал ухо, будто, это могло уложить в стройную схему имевшуюся информацию, и спросил, видимо первое, что пришло ему в голову:

             — А ты магнит, где взял?

             — Репродуктор в дежурке разобрал.

             — А дежурный по шее не обещал? – со смехом поинтересовался Николай.

             — Так я ему сказал, что это майор Строгинов велел.

             — Ага, теперь значит, мне придется покупать новый репродуктор? – уже без улыбки спросил старший оперуполномоченный.

             Теперь уже улыбался Сергей, наблюдая Колину реакцию, но, решив, не расстраивать его по пустякам, объяснил:

             — Нет, покупать не нужно. Я его собрал и повесил обратно. Он теперь даже громче вещает.

             — Понятно, — протянул задумчиво Строгинов. – Ты наверно в детстве Шерлока Холмса любил читать?

             — Нет, мне больше про Трех мушкетеров нравилось.

             — А что «Пеструю ленту» или там…, — других произведений Конан Дойля про своего всемирно известного коллегу Колюшка вспомнить не смог, и помявшись, закончил, — не читал?

             — Почему же? Читал, конечно.

             — И что тебе Шерлок Холмс не нравится? А как же тебя тогда в розыск занесло?

             — В розыск меня как всех – по распределению, ты же знаешь. А Холмса? Чего его любить? Это ж литературный персонаж. Он может нравиться или нет.

             — И что, тебе не нравится величайший сыщик? – переходя на уже хорошо знакомый Игореву насмешливый тон, спросил Колюшка.

             — Я не совсем уверен в его величии, — не обращая внимания на Колин тон, серьезно отвечал Сергей, — а нравится мне больше Ватсон.

             — Это доктор-то, – презрительно уточнил Николай Васильевич. – Да ты читал вообще-то? Он же раззява. Или с твоей точки зрения доктор – это более престижно?

             — Престиж тут совершенно не причем. Я, как ты, верно, заметил, то же в розыск пришел, а не в приемный покой. Насчет того, что доктор раззява, как ты выражаешься у меня другое мнение, хотя бы потому, что это великий сыщик постоянно нуждался не только в помощи Ватсона и как ты помнишь не по его прямой специальности, но и в общении с ним. С одной стороны это давало великому сыщику возможность обсудить с Ватсоном свои мысли до того как сделать окончательные выводы. А с другой стороны, на сколько я понимаю, великий сыщик был довольно ограниченным человеком и вряд ли кто-то хотел с ним общаться, если это на прямую не касалось его работы.

            Не смотря на то, что Колюшка не был хорошо знаком с произведениями о своем английском коллеге, но именно потому, что тот занимался с ним одним делом, он чуть не задохнулся от возмущения:

            — Почему это?!!

            — Потому что кроме работы его ничего не интересовало, — ответил Сергей, и, желая смягчить разговор, добавил: — Во всяком случае, таким его изобразил автор. – Видя, что ссылка на автора возымела желаемое действие – Строгинов,  вынув из ящика стола пепельницу, полез за папиросами, – Сергей продолжил: — Но дело не в этом.

             — А в чем?

             — В том, что доктор менее самонадеян, и если совершает ошибки, то потому что занимается не своим делом, в основном из глубокого уважения к своему другу и желания помочь. А великий сыщик может быть и реже совершает промахи, но они всегда более существенны и являются результатом его непомерного самолюбия и значительной меркантильности, потому как он брался исключительно за расследование громких дел и за приличное вознаграждение. Как ты помнишь, он был частным сыщиком.

             — Ладно, мы с тобой не гениальные частные сыщики, и хотя наше вознаграждение больше оклада не будет, а все равно надо что-то делать, — вздохнул Николай.

             — Мы Лейстреды.

             — Какие Лейстреды? – не понял Колюшка.

             — Лейстред – это полицейский в произведениях о Шерлоке Холмсе, который да же при наличии достаточной суммы фактов не мог сделать правильного вывода и поэтому частенько обращался за помощью к своему частнопрактикующему коллеге, даже в тех случаях, когда Холмсу не поручали вести дело.

             Судя по последовавшей реакции, Строгинов принял все на свой счет:

             — Если ты такой умный, то говори, что делать будем?

             — Надо позвать взводного и спросить, что произошло?

             — Так я уже спрашивал, да и в дежурке он рассказывал, что упал. – Не выразил энтузиазма по поводу предложения Игорева Строгинов.

             — А мы ему попробуем вопрос задать по-другому. Василич, не сочти за труд, звякни в дежурку, пусть пригласят  Гуреева к нам в кабинет.

             Подумав, что разговор с ротным не сможет ничего прояснить, тем более что, тот явно не склонен беседовать, а может быть, они чего-то перемудрили, майор все-таки  просьбу Игорева выполнил, не уточняя, что же еще тот собирается спросить у Гуреева.

             Олег, положив трубку, вышел в коридор, думая как объяснить Строгинову, что он искал за забором, поскольку после ночного инцендента с Лобудько, старался не обострять ни с кем отношений и не пойти к старшему оперуполномоченному не мог, понимая, что вызвать, могут и к начальнику отделения и в РУВД.

             В кабинете кроме Строгинова находился новый оперуполномоченный еще не попавший в поле зрения Гуреева-Шкляева, так как только неделю назад появился в отделении и не мог представлять интереса для решения поставленных перед дважды капитаном задач, а посему его присутствие не обеспокоило.

            Сергей поднялся на встречу Олегу и протянул руку:

            — Здравствуйте, товарищ капитан.  Я, новый оперуполномоченный —  Игорев Сергей Викторович, – Олег ответил на рукопожатие. – Присаживайтесь, пожалуйста. – Игорев подвинул от стены к столу стул. – Вы извините, что отвлекаем Вас, но есть неотложный вопрос, который, впрочем, не займет много времени. – При этом опер положил Гурееву руку на плечо, не прикладывая большого усилия, но, давая понять, что надо присесть. Олег не успел решить, что ему не нравится больше: эта едва заметная фамильярность нового опера или то, что приглашавший его, по словам дежурного, Строгинов молчит. Так и не определившись со своим отношением к этому, он вдруг почувствовал резкую боль в области шеи, это Игорев одним движением сорвал  пластырь, и, не обращая внимания на выражение лица Олега, теперь уже опешившего от его поведения,  не торопясь, вернулся на свое место и обратился к Строгинову:

            — Так что, как Вы и предполагали, товарищ майор, у капитана в области шеи имеется пулевое ранение, точнее пуля прошла по касательной, но достаточно глубоко, поскольку рана до сих пор не затянулась. – И протянув платок взводному, закрывшему рану рукой, добавил: — Миллиметра три еще бы и был бы повод выпить не чокаясь.

           Сергей с Олегом встретились глазами, пауза затянулась, оба ждали, что другой начнет разговор первым.  Строгинов тоже молчал, настроившись увидеть, к чему приведет инициатива его молодого коллеги. Гуреев отпустив шею и не спросив разрешения, взял из Колиной  пачки «Беломора» папиросу, оставив на ней следы крови. Строгинов поняв, что капитан размышляет, как выйти из сложившейся ситуации, решил включиться в игру затеянную Игоревым, и небрежным, но сильным щелчком перебросил Олегу спичечный коробок. Занятый поиском выхода из создавшегося положения тот не успел поймать коробок, а когда поднял его с пола, Николай Васильевич отрешенно смотрел в окно. Олег чиркнул спичкой, а Сергей, взяв с Колиного стола пепельницу, поставил перед собой, так что бы капитану надо было тянуться, и когда последний поднял глаза от пепельницы на Сергея, заговорил:

           — Задавать  вопросы, которые могут поставить Вас в тупик, мы не будем при условии, что Вы дадите нам достаточно информации для обнаружения Сергунько. Мы да же не станем докладывать об утреннем происшествии, поскольку и без этого есть основания для его задержания, как совершившего  побег.

           — Если считать Шансова, то два побега. Я уж не говорю об изъятом вчера у него нами пистолете, — не оборачиваясь, вставил Колюшка.

           Олег потянулся с папиросой к пепельнице, но Сергей, как бы нечаянно толкнул ее, так что куривший, стряхнул пепел на стол, обсыпав, лежавшую за ней, гильзу.

           — Аккуратнее, товарищ …, — Сергей сделал паузу, — не знаю Вашего звания. – Это же вещдок, который в совокупности с показаниями дежурного Лобудько, о Ваших ночных похождениях недельной давности, а так же с показаниями постового, которого Вы завалили утром в кусты, о беге с препятствиями секретаря начальника РУВД и тем, что Вы называете царапиной на Вашей шее, вызовет много вопросов у вышестоящего руководства.

           Капитан потянулся за  гильзой, но Игорев накрыл ее рукой. Помедлив мгновение, Олег взял со стола ранее предложенный платок и приложил к ране.

           Сопроводив последнее движение Гуреева пристальным взглядом, Сергей спросил:

           — Так на чем мы остановились? На вашем рассказе или нашем докладе руководству?

           Капитан покосился на старшего оперуполномоченного, который, поймав его взгляд, тут же отреагировал:

           — Ты нам Сергунько, а мы тебе гильзу без вопросов.

           — Не очень Вы ушлые? — наконец подал голос Олег, поворачиваясь к Строгинову, но не успел получить ответа, вновь повернувшись в сторону Игорева на неожиданный звук – пущенная Сергеем по столу катилась гильза.

           Гуреев мотнул головой, и что-то буркнув себе под нос, подвинул стул, сев, так что бы было видно обоих оперов.

           — Хорошо, только вряд ли Вам все это нужно, — с искренним  сожалением произнес Олег.

           — А нам все и не нужно, только Сергунько задержать, — тут же успокоил его Сергей.

           — Если он еще из города не свалил, — высказал сомнение майор, глядя, как лейтенант перекатывает в пальцах гильзу.

           — Не думаю, скорее всего, он в ближайшее время, может быть, что и сегодня сделает вторую попытку, — пояснил Гуреев, туша недокуренную папиросу. – И не дожидаясь вопросов, продолжил: — Из города Сергунько не уйдет, пока не уберет меня…

           — А поскольку Вы с супругой уже ловите его на живца, то мы с Николаем Васильевичем вам немного поможем, — закончил за Олега Сергей, видя, как тот старается не произнести ничего лишнего и даже кивком головы не подтвердил сказанное им. – И уже не опасаясь возможных возражений со стороны капитана, полностью изложил свой план по задержанию Сергунько, суть  которого сводилась к тому, что Гуреев без сопровождения Сергея или Николая выходить из отделения не будет, а дома его подстрахует жена. Лейтенант справедливо полагал, что в отделение милиции Серый сунется вряд ли. Когда Игорев закончил, капитан и майор почти одновременно кивнули ему, хотя ни тот, ни другой не уловили, каким же образом оперативники смогут  уберечь взводного, если сегодня утром от пули его спасла не сопровождавшая Воронцова, а чистая случайность, которая едва ли повториться. После сегодняшнего промаха Сергунько станет осторожнее, и стрелять будет наверняка. «Что же теперь на каждого прохожего бросаться, а если кто дорогу будет спрашивать у милиционера или еще что – капитан-то в форме ходит…», — начинал путаться в собственных опасениях Строгинов, провожая взглядом закрывающего дверь Олега.

            — Слушай, а если это у Серого винтовка с глушителем, то будем мы Гуреева пасти или не будем…  Он его с крыши какого-нибудь дома положит.

            — Если бы у него была винтовка, он не стал бы стрелять с такого близкого расстояния. Может Сергунько и псих, но вряд ли дурак. Зачем бы он стал так рисковать, да же если и не знал про Воронцову? Стрелял-то возле отделения. Его же мог кто-нибудь из милиционеров увидеть, — не согласился лейтенант.

           Вместо ответа майор протянул руку.

           — Гильзу дай.

           Сергей бросил ему на ладонь требуемое. Николай Васильевич поднес ее к глазам.

           — Что ты мне даешь-то? Ту, которую Гурееву показывал.

           — Я эту и показывал, — сдерживая улыбку, ответил Игорев.

           Строгинов заметил, как уголки рта Сергея чуть поползли вверх, и, не скрывая не довольства, сказал:

           — Ты с шутками своими завязывай. Ты, почему не сказал, что гильзу нашел? Хлама какого-то натащил… — Он со злостью посмотрел на стоящую за столом у батареи  кастрюлю с находками. – Ты что не понимаешь, что гильзу нужно баллистам направить, и возможно не надо тогда было бы спектакли перед Гуреевым разыгрывать? Это же вещьдок. А то мы тут не знаем, как его от Сергунько уберечь, а он с нами говорить не хочет. Ты в Шерлока Холмса играешь, а Гуреев  шпиона из себя изображает. Детский сад какой-то. Грохнет его Серый и будет ему все равно, — не понятно кого, имея в виду, то ли потенциального покойника, то ли убийцу, — возмущался Колюшка. – Рафика опросили бы, у Гуреева рана на шее и заключение баллистов – да это же покушение на убийство, куда бы тогда капитан делся? Давал бы показания, как положено, и нам бы  выдумывать ничего не пришлось. – Колюшка, обхватив пальцы одной руки другой, хрустнул суставами. — Так ты дашь гильзу или нет?

           — У меня другой нет.

           Николай понюхал гильзу, поскреб донышко ногтем и окончательно уверившись в том, что Игорев над ним издевается, заговорил уже спокойно:

           — Это ж от «ПМ», и старая к тому же, а я тебя спрашиваю про ту, что ты нашел около забора. – И он снова посмотрел на кастрюлю.

           «Сейчас он в меня ею запустит, — подумал Сергей, то же глядя на кастрюлю, — Хотя нет – не дотянется» – И, не дожидаясь, когда Колюшка начнет опять распалятся, пояснил:

           — Коль, я, в самом деле, ничего, кроме того, что в кастрюле не нашел. А это, — он посмотрел на Колин кулак с зажатой гильзой, —  у меня в кармане еще с Вышки валяется.

           — Так ты что же капитана «купил»?

           — Мы купили. Я пообещал не задавать ему лишних вопросов, а ты обменять гильзу на Сергунько. И он…

           — И он быстро согласился, — закончил за Игорева Строгинов. – Получается, что он боится чего-то больше, чем охотящегося за ним Серого. Он до такой степени волновался, что не взял у тебя гильзу. Может у него какие дела на стороне? Так это вряд ли. Он же за время работы из отделения, если только спать домой уходил, а так он все время здесь. Кому же он так мешает? Чего молчишь-то? Думай, давай, пока Гуреев жив. Мысли-то, какие есть, Лестред?

           «Не «Лестред», а «Лейстред», — подумал Сергей, но в слух поправлять Николая не стал. – Зацепило»

           — Что мы вообще знаем про Гуреева? – спросил Сергей.

           — Практически ничего, — ответил Николай, принимая свою излюбленную позу в поисках чего-то за окном.

           — Коль, не спи. Сам же говоришь времени мало. Давай прикинем, хотя бы, то, что знаем.

           — Я не сплю, я думаю, — ничуть не обиделся Колюшка, и, ухватив себя за левое ухо, начал его накручивать. – К нам в отделение он перевелся из Ленинграда несколько месяцев назад, потому что женился на Москвичке. Там он был ротным, у нас взводным, а это понижение. Правда, на тот момент свободных рот не было. Но мало того, что он не возражал против такого назначения, но и отказался перейти на освободившуюся должность ротного в другом отделении, когда представилась возможность. При этом сослался на то, что туда ему дольше добираться, а молодая жена и без того недовольна, что он редко бывает дома.

           — Так это нормально, — сказал Сергей, воспользовавшись паузой в Колином монологе.

           — По человечески это все понятно, — согласно покачал головой Строгинов, — но вот ты бы на его месте отказался?

           — Я бы наверно нет, но я не на его месте, да и жизнь у каждого своя.

           — Ну, какая у него семейная жизнь мы не знаем. — Николай повернулся к Сергею. – А вот то, что он с работы никогда не торопиться домой это точно и ночных смен у него больше чем у других, и мужиков он по ночам угощает водкой, причем чуть ли не каждую свою ночную смену. И почему-то его не волнует, что по этому поводу скажет  жена. Если бы он согласился на должность ротного, то дорога заняла бы на двадцать минут больше. Туда и обратно – сорок. Он дольше с мужиками лясы точит, каждый день.

           — Разве плохо, что человек поддерживает дружеские отношения с сослуживцами? – искренне удивился Сергей.

           — В том-то и дело, что он именно их поддерживает. Ты вот неделю еще не работаешь, а я о тебе знаю больше чем о нем.

           — Так мы с тобой в одном кабинете сидим.

           — А с ним мы ведро водки уже выпили. Причем это его инициатива была, впрочем, не только со мной. Вот ты скажи, если человек приходит к тебе с бутылкой, то зачем?

           — Ко мне никто не приходит.

           — Ну, я в принципе.

           — Ну, если в принципе, то может быть из чувства благодарности за что-то и… пообщаться, — несколько неуверенно предположил Сергей, поскольку если и употреблял спиртные напитки, то довольно редко.

           — Вот — соображаешь, — поддержал его мысль Колюшка. — Но благодарить ему, на сколько мне известно, пока не кого и не за что, а общается он довольно странно.

           — То есть? –  перебил его Игорев, который уже начинал понимать, куда клонит майор.

           — То есть про себя он ничего не рассказывает, а в основном слушает других. За несколько месяцев  о нем известно только, что он очень обстоятельно относится ко всему, что связано с работой. А если что-то хочет узнать о человеке, то спрашивает, как правило, не у него самого, а у кого-то другого.

           — Так ты хочешь сказать, — не утерпел Игорев, — что он информацию собирает?

           — Соображаешь Лестред, быть тебе Холмсом, — согласился с ним Николай.

           — Ты это, Коль, на Лейстреда зря обиделся. Я…

           — Ни на что я не обиделся. – Не дал  договорить Строгинов. – Не выдумывай и не отвлекайся.

           — Хорошо, — охотно согласился с ним Сергей уже начинавший жалеть о том, что поддержал этот разговор про английского сыщика. – Но может быть…?

           — Нет, Серега, ни каких может быть. Если к уже сказанному добавить, как Гуреева ночью в кабинете Груздя застал Лобудько…

           — Это, когда он сахар искал? — уточнил Игорев, уже слышавший об этом от других сотрудников

           — Не сахар он искал, а сейфы проверял.

           — А это откуда известно? — удивился последнему заявлению Строгинова Игорев, поскольку в его голове, даже с учетом всего выше сказанного, это ни как не укладывалось.

           — Ты же, небось, слышал, что Лобудько, когда застал Гуреева, провел ему нокдаун, — Коля усмехнулся.

           — Слышал, — кивнул Сергей.

           — А то, что он у него в карманах нашел ключи от всех кабинетов и сейфов, наверно нет?

           Игорев отрицательно покачал головой.

           — Вот за то, что Гуреев не смог ни чего вразумительного объяснить по поводу ключей Пивняков его и отправил в психушку.

           — Подожди, подожди, Василич. – Лейтенант взъерошил обеими руками прическу. – Так это правда? А я думал, мужики шутят. А как же его не уволили? Что-то я не понимаю.

           — А вот тут начинается самое интересное. Я, правда, то же знаю с чужих слов, поскольку сам не при всем присутствовал. Но в ту ночь, точнее уже под утро, нас всех вызывали, что бы мы проверили сейфы, но никто ничего не объяснял. Но Палыч то же видел эти связки с ключами на столе в кабинете у Груздя. А дней за десять до этого, я утром полез в сейф, с уверенностью не могу утверждать, но такое впечатление, что кто-то мои бумаги смотрел.

           — Так чего же ты молчал?

           — А что и кому было говорить – ничего ведь не пропало, да и неуверен я был. Это уже потом я это увязал с ключами. Но интересно другое. Ключи-то эти в итоге пропали, а через день, как раз перед твоим приходом,  Гуреев, как ни в чем не бывало вышел на работу.

           — А у других что-нибудь пропало?

           — На сколько мне известно нет.

           — То есть капитан не нашел что искал?

           — Боюсь, что как раз нашел.

           — Что?

           — «Поджопники»

           — Не понял?

           — «Поджопные», то есть не зарегистрированные материалы.

           — Как не зарегистрированные?

           — Ты чего Лестред совсем «не въезжаешь»? Чему тебя учили только?

           — Василич, не тяни, — не принял его насмешки Игорев.

           — Это же элементарно Студент. Если бы мы все регистрировали, то были бы в висяках, как Кремлевская елка в игрушках. Уже давно поразгоняли бы за несоответствие.  А так если видно, что перспективы нет, а заявитель не очень настаивает, да и когда настаивает, короче есть разные варианты.

           — Какие варианты?

           — Сам скоро разберешься. – По лицу Строгинова пробежала сочувственная усмешка. Его умиляло  не понимание Игорева. – Вот подряд пару висяков повесишь на контору по какой-нибудь фигне, как тебе Палыч даст просраться, сразу начнешь соображать. В общем, в сейфе у любого можно найти не зарегистрированные материалы.

           — А проверка?

           — А какие у нас проверки? Палыч, как правило, о висяках знает, а о проверках мы обычно узнаем заранее. Да и что в кабинете кроме сейфа места нет? Ну, понял что ли?

           — Понял. Только вот зачем Гурееву ваши «поджопники»?

           — Не ваши, а наши, —  поправил его майор. — Показатели в канторе общие. А кроме этого у нас в кабинетах ничего представляющего интерес нет.

           — Может быть, он пустые бутылки по кабинетам собирает, — попытался пошутить лейтенант, что бы оттянуть озвучение напрашивающегося вывода. А, увидев недоуменный взгляд Строгинова, добавил: — На машину копит. — Но майор не поддержал шутки, сказав:

           — Нет, Сереж. Если у него и есть, какая корысть, то уж точно не в деньгах. А то бы он вряд ли бы стал так угощать мужиков. И до сегодняшнего дня он с территории «рубля не поднял»

           — А ты откуда знаешь? Следишь за ним что ли?

           — За чем мне за ним следить? Я, слава Богу, не первый год работаю,  и о таких вещах слух разносится мгновенно. Ты вот лучше мне скажи, ты, почему ему сказал, что не знаешь его звания? Или ты решил, что услышит только Гуреев?

           Игорев на мгновение задумался, подбирая слова, но вместо ответа спросил:

           — А, ты, почему сказал, что он  играет в шпионов?

           Вместо ответа Николай в голос рассмеялся, и то же спросил:

           — Ты давно догадался?

           — Я не то что бы догадался… Просто подумал, что если сотрудник скрывает, что на его жизнь покушались, то он или замешен в криминале или он не просто сотрудник.

           — Ну, а может быть как раз в криминале?

           — Нет, Коль. Если бы это были его Ленинградские заморочки, то, скорее всего, по его душу приехал бы человек оттуда. Сделал бы дело и ищи ветра в поле. Во всяком случае, охотится на сотрудника, Сергунько, сбежавшему из психушки, значительно сложнее, чем кому-то другому — его самого ищут. А слух о Гурееве уже разнесся. Ты же сам только, что про ключи рассказывал. Но если в сейфах кроме незарегистрированных материалов искать нечего, то получается, что капитан собирает компромат на сотрудников уголовного розыска. Они что все отделение хотят посадить? – Сергей замолчал, испугавшись собственного предположения.

           — Типун тебе на язык, товарищ лейтенант. Кто же работать будет? Ты один и останешься. Нет, если бы нас хотели разогнать, то занималась бы официально прокуратура, но наше отделение далеко не самое плохое, как по официальным показателям, так и… Можешь мне поверить. Нет, Серега, это они нас собираются вербовать на компре.

           — Это зачем еще? – почти прошептал Сергей.

           — А вот это вопрос. Надо полагать, хотят нашими руками «жар загрести».

           — Какой «жар»?

           — Да начальники им наши нужны, а, скорее всего Пивняков.

           — Почему?

           — Остальные так, — Николай, сощурив глаза, пошевелил в воздухе пальцами правой руки, — мелко плавают.

           — А Вы чего это…? – и не подберя слов, Игорев сделал такое же движение пальцами, как только что Строгинов.

           — Может, кто и хотел бы, но Сергеич сам справляется. – Строгинов откинулся в кресле. Выдохнув, поправил брючной ремень и на вдохе сказал: — Ох, и не вовремя ты к нам попал. Хотя тебя может и пронесет.

           Сергей  вздохнул, хотел, отшутится, но неожиданно закашлялся, а затем сказал:

           — После разговора с Гуреевым вряд ли.

           — Так это твоя была инициатива задать ему вопрос по-другому.

           — Да я не жалуюсь. Так это что же получается, что Сергей Сергеевич заказал Гуреева?

           — «Жук» он, конечно, еще тот, но для такого дела трусоват. Да же чужими руками два трупа это многовато. Знаешь, что? Поедем-ка навестим Шансова. В какой говоришь, он больнице?

           — Почему два?

           — А как ты думаешь, долго Сергунько проживет, если ему удастся убрать капитана?

* * *

           Гуреев в своем кабинете уже несколько минут смотрел на телефонный аппарат. При сложившихся обстоятельствах скрывать от Баренцова утренний выстрел и особенно после разговора с операми было нельзя. Олег потянулся за трубкой, но аппарат ожил сам.

           — Слушаю Гуреев.

           — Нет, это я тебя слушаю, — раздался в трубке голос Баренцова. – Ты, почему не сообщаешь? Или ты не понимаешь, что произошло?

           Олег про себя чертыхнулся. Как же он мог забыть, что кабинеты, как и телефоны отделения прослушиваются, а значит, подполковнику уже доложили о только, что происшедшем разговоре в кабинете Строгинова.

           — Вы меня опередили.

           — А о том, что в тебя уже стреляли?

           — Я не был уверен. Кто же знал, что они гильзу найдут.

           — А они ничего не нашли. Этот новенький опер развел тебя, как мальчишку.

           — Так он же…

           — Он тебе показал другую гильзу.

           Олег аж заскрипел зубами от досады.

           — Ты что там орехи грызешь?

           — Ничего я не грызу!

           — Ты не рычи, ты думай, давай быстрей. Он собирается к Шансову в больницу.

           — Зачем?

           — Затем, что догадался обо всем. Олег, Олег… Как же мы его недооценили? Практически он в курсе операции.

           — Да чего он может быть в курсе, если только пришел?

           — Я про Строгинова говорю. Как ты теперь с ним работать будешь? Это ж  ты, а значит мы у него на крючке.

           — Не думаю, что Строгинов сообщит кому-нибудь о своих догадках.

           — Нам не думать, нам знать надо.

           — Тогда его прямо сейчас вербовать нужно. На него материала у нас достаточно.

           — А я вот не уверен, что после сегодняшнего Николай Васильевич пойдет с тобой на контакт. И потом Игорев ведь то же в курсе. Ты знаешь, как он себя поведет в дальнейшем? Его то нам прижать нечем. Сам же говоришь: «Только пришел» Что мы вообще про него знаем?

           — Александр Васильевич, ну что мы в самом деле не найдем подхода к мальчишке?

           — Это ты меня успокаиваешь или пытаешься себя оправдать? Или ты уже забыл, про фокус с гильзой? Ты, между прочим, ее даже не забрал.

Олег промолчал, решив, что оправдываться далее не имеет смысла.

— Сдается мне, этот мальчик не прост, а  времени на его обработку у нас сейчас нет. Да, вот еще по поводу Шансова. Оказывается, Сергунько состоял у него на связи, когда Шансов еще работал на земле. Он как раз и обслуживал территорию, на которой расположен деревообрабатывающий комбинат, если ты не забыл. По документам менее чем за месяц до налета Сергунько на сберкассу, со связи он был снят в виду изменения образа жизни и утраты контактов в криминальной среде.

           — А именно?

           — Он устроился на  деревообрабатывающий комбинат, находящийся на территории обслуживаемой в то время Шансовым и, видимо, не без помощи последнего.

           — А зачем же он тогда пошел на сберкассу?

           — Скорее всего, налет подготавливался задолго до этого и Сергунько не смог расстаться с уже отработанным планом.

           — И что он тогда забыл на ДОКе?

           — Его приняли на должность экспедитора.

           — Вы хотите сказать, что он должен был контролировать поставки?

           — Совершенно верно. Это должность позволяла  ему под официальным предлогом сопровождать и контролировать не учтенные поставки. Так что лучшей кандидатуры, чем действующий агент они найти не могли. Судя по всему, Шансов его крепко держал, раз они доверили Сергунько такое дело.

           — Но с каждой машиной не наездеешься. Да и зачем, когда и количество, и качество они проверяют уже на комбинате? А потом сами же говорите, что Сергунько на ДОКе меньше месяца проработал. Что он за это время мог успеть. Насколько я помню, на сегодняшний день обязанности экспедиторов у них выполняют сами водители.

           — За это время он успел «отладить дорогу» А когда его взяли после ограбления, то Шансова вместо того что бы наказать за то, что не уследил за агентом, перевели в РУВД  — фактически повысили, хотя, как нам теперь  известно, задержали Сергунько, и раскрыли это преступление нынешний зам. по розыску Барабанов и старший оперуполномоченный Строгинов. Так что со связи Сергунько сняли задним числом. Строгинов же после перевода Шансова стал обслуживать его территорию. И судя по тому, что он рассказывал Игореву, после того как ты от них вышел, майор не плохо представляет себе происходящее на комбинате. Если бы мы сразу занялись им, то, возможно, не потеряли бы столько времени и не были бы сейчас в… — Баренцов хотел сказать «в полном дерьме», но вовремя сообразил, что говорит не только о капитане, а и о его непосредственном начальстве, то есть о себе.  — Ну, ты знаешь, где мы сейчас находимся.

Олег молча кивнул в трубку.

— Так что выход у нас сейчас только один. Что бы окончательно все не загубить, ты должен найти Сергунько раньше майора с мальчиком. – На последнем слове Александр Владимирович сделал ударение. – И обязательно взять живым, в противном случае по твою душу пришлют еще кого-нибудь, кто будет если не расторопнее, то решительнее. Исходя из этого, я полагаю, что ликвидировать тебя, Сергунько велел Шансов,  и если мы заставим, Сергунько говорить, то у Шансова не будет выбора и он сдаст заказчика. Ты понял меня – только живым.

           — А если Сергунько скроется?

           — Не скроется. Раз он уже дважды на тебя выходил, то выйдет и в третий, ты же сам только что говорил операм. Чем все-таки его прижали ни как не пойму. Надо Сергунько облегчить задачу.

При последних словах начальника Олег поежился, но ничего не сказал.

— Ты давай домой, вызови врача и возьми больничный. Или лучше позвони Алле на работу, пусть она тебе вызовет. Думаю, что Сергунько об этом сразу же узнает и придет  навестить больного. Как ты понимаешь, брать его ты будешь один. Потому что если за тобой следят, то…

           — Не волнуйтесь, товарищ подполковник, я все понял. Только вот Шансов-то в больнице, кто же сообщит Сергунько о моем здоровье.

           — Если нам повезет, то начальник РУВД. Но ты на это не рассчитывай, делай, как договорились.

* * *

вверх, к началу, оглавлению

>> Глава XVII. «Если ты услышал, что кто-то хочет тебя убить – встань пораньше»