Уходят близкие, соседи и друзья, В последний путь, откуда нет возврата, И горько нам, что их вернуть нельзя, Ни за какие деньги и богатства. Одни уходят дома, средь своих, Уходят, видя свой последний сон, Другие может быть среди чужих, Уйдут, не вспомнив про родимый дом. Наступит наш, когда – нибудь черёд, Пусть это будет чуточку поздней, Но я хочу сказать всё ж наперёд, Прекрасен мир, земных, волшебных дней. Прекрасен мир, в котором я живу, Пусть неизбежен наш последний час, Но всё – равно я этот мир люблю, И я хочу, чтоб жил он после нас.
Под шёпот секунд и пузЫриков рóи, в бокалах шипучих любого вина, волшебных героев рождаются роли — двенадцать ударов: пора, друг, пора…
Так сдвинем бокалы — хрустальные звуки, войдут вместе с нами в пространство времён, всего лишь мгновенье — двенадцать секундок — и мы уже в будущем мире живём…
Волшебное чудо у Нового года, когда всё что было, уже не всерьёз, оно будет с нами на долгие годы, но мы отдалимся на много вперёд …
И грустно и весело — одновременно, под грохот секунд и роú пузырькóв, осушим бокалы — наступит мгновенно хотим или нет: привет, Новый год!
Три двойки, как тройка резвых коней, несутся, спешат подхватить поскорей своих пассажиров забрать их с собой и унести в вихре зимней порой. Что ждёт седоков — не знает ни кто: ни кони, ни время, и бýдет ещё об этом подумать и даже сказать, ну а пока — стоит всем пожелать…
Хорошего года в здоровье и благ — не важно каких, лишь бы было все так, как каждому хочется: счастья, любви, чтоб планов побольше — бери и твори; друзей, что помогут; любимых плечо, чтоб целовали всегда горячо; детишек тому, у кого ещё нет; от деда Мороза побольше конфет …
Задорная тройка мчит «на парах» садитесь друзья: всё будет ништяк!..
Слова, забытые порою, всплывают в памяти шутя, воспоминаньями невольно нейроны мозга теребя…
Два фильдепéрсовых чулочка нашлись случайно в уголке: 20 век; девичья ножка; цветы, свиданье в немоте … Телесный цвет их оттеняет, румянец легкий на щеках и дух, как прежде, замирает… Ещё б хоть раз поцеловать ….
За ними пояс появился: резинки, пáжики, банты, подвязки, ленточки из ситца — Климýшин, право, магазин … Когда-то бабушка и мама, вдохнув поглубже, затаив, на целый миг своё дыханье, пытались кнопки разлучить…
О, маркизéтовое платье; о, кринолúновый шифóн; о, шапка — плúсовое счастье; клифтé из бархата, мутóн; чуднáя штука — менингúтка — форсúла мама в декабре; играла в оперетке камеристку и Лизу: прима в Волочке!
Две пары дé-дé-рéновских колготок, брасмáтик, высохший совсем, флакон духов и запах легких ноток былых времен — «совка» Эдем …
«… В деревне хочется столицы… В столице хочется глуши… И всюду человечьи лица Без человеческой души… … Так как же не расхохотаться, Не разрыдаться, как же жить, Когда возможно расставаться, Когда возможно разлюбить?!» Игорь Северянин, 1916
«В деревне хочется столицы… В столице хочется глуши…» Снеговиков мне снятся лица на даче летом от жары …
Зимой же, хочется по травке босым, как в детстве, пробежать; вприпрыжку с горки без оглядки; речушку милую обнять … И окунувшись с головою, русалку бледную вспугнуть; скакать на мокром крупе кóня, заката красного глотнуть …
Весной, от зелени зелёной, устав в апреле наконец, вдруг листопады сыплют ночью: шуршанье осени — венец … Придёт, накроет с головою, в воспоминанья окунёт, да бабкой, снова молодою, поманит томно и уйдёт …
Тешась в своих противоречьях, сквозь слёзы, хохот и любовь живём, мечтая в капле вечной, найти бессмертие стихов …
Не пишутся давно стихи… Листаю новостные ленты и холодеют мысли от тоски, того, что кружится по белу свету …
Не радует пришедшая зима, мороз и солнце в небе синем — страшат слова: «близка война», что поласкаются в каналах по России …
Казалось следует одеть, давно привычной ставшей маску, перчатки, чтоб не заболеть и не бояться вздорной сказки, заняться чем-то для Души и, пошаманив в мир безумный, принять вакцину без любви, да посчитать, что выбор, сделан мудрый.
Но что-то бабочкой звенит, переплетаясь с подсознаньем и неуверенность томит и превращается в отчаянье ..
Перо уходит прочь с листа, мышь открывает окна ленты: всё повторяется с конца и серый день вновь на планете…
А нынче, братцы, потеплело… Как буд-то осень вновь пришла: щебечут птицы ошалело; церквей сверкают купола; нет кораблей на небе синем; листва не сдерживает свет; играет солнце на графине; и даже «вылез» пустоцвет …
Обычно в этот день погода не радует, хандрит дождём, но на Лубянке тьма народа — цветы на камень мы несём: я вспоминаю, деда, бабку, АЛЖИР, карлага лагеря, и со слезой снимаю шапку: не видел деда — никогда …
Но жизнь идёт, спешит и едет без остановки, несмотря на все запреты эпидемий а, может быть, благодаря …
Глоток бургундского для клена, чреват румянцем на лице, цвет осени и пьяная погода всегда на красной их листве.
Их темно-алые наряды, как капли терпкого вина — нальём, друзья, себе в бокалы и мы, осеннего тепла… Пусть пробежит по телу томно его незримая струя, пусть в сердце отдается ровно её осенняя пора …
И пусть осталось ей недолго чудить и сыпать листопад, давайте помнить эти клёны, что Ларка сфоткала для нас!
